Питер Альбано

СЕДЬМОЙ АВИАНОСЕЦ

Предисловие

Отчаянное, фанатичное сопротивление, оказанное японцами в ходе второй мировой войны, сильно удивило и озадачило западных союзников. В самом деле, что стояло за обреченными на поражение атаками сухопутных соединений, за самолетами-снарядами, пилотируемыми летчиками-камикадзе, за массовыми самоубийствами окруженных солдат? Что скрывалось за беспрецедентным стремлением продолжать воевать после того, как война была окончена. Сержант Сойти Йокои на Гуаме продолжал действовать в течение двадцати семи лет, а лейтенант Хиро Онода тридцать лет сражался на Лубанге. Совершенно очевидно, что этими людьми двигали силы, непонятные западному сознанию.

Что же побуждало каждого из них стоять до конца? Это прежде всего уходящий корнями в учения буддизма и синтоизма бусидо — кодекс чести самураев. Высшей ценностью у представителей этого военного сословия являлось беззаветное служение императору Хирохито. Только таким образом они могли добиться оптимальной кармы, той самой совокупности поступков, которая, по буддийским верованиям, определяет судьбу человека в его следующем существовании.

В идеале жизнь самурая подчинялась строжайшей самодисциплине и отличалась аскетизмом. Он должен был слепо выполнять приказы начальства, отменить которые могли или те, кто их отдавал, или смерть самурая — от рук врагов либо в результате сеппуку (харакири) — ритуального самоубийства путем вспарывания живота. Для восточного человека война сержанта Йокои и лейтенанта Онода — норма, а не исключение, типичное проявление японской ментальности. В свете этого слухи об отдельных фанатиках и группах фанатиков — о японских военных, все еще скрывающихся в отдаленных уголках юго-западной Азии, — не должны вызывать удивления.

Опасны ли по-прежнему эти люди? Лейтенант Онода все эти десятилетия носил военную форму и имел при себе личное оружие. Согласно приказу он вел партизанскую войну и следил за американскими кораблями, и отменить этот приказ мог лишь тот, кто его отдал, — майор Йосими Танагути. Онода и его товарищи, последний из которых Кинсии Козука был застрелен филиппинскими полицейскими в 1972 году, продолжали сражаться десятилетия спустя после капитуляции Японии, не допуская даже мысли, что их родина может потерпеть поражение.

Кто знает, вдруг и сейчас существует японское боевое соединение, готовое выполнить приказ, данный сорок один год назад, когда шесть японских авианосцев предприняли атаку на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор.

Именно об этом и повествует эта книга. В ней рассказывается история СЕДЬМОГО АВИАНОСЦА.

«Бусидо — это умение понять, когда умереть. Если существует возможность выбора, то быстрая смерть предпочтительней. Это самая важная истина, которую нужно помнить».

Хага-куре («Под листьями»), классический свод правил поведения самурая.

1. 1 декабря 1983 года

Декабрьские норд-осты обычно вызывают в Беринговом море свирепые штормы, и огромные валы с белыми барашками несутся к юго-западу, словно шеренги застрельщиков перед наступающей армией былых времен. Но 1 декабря 1983 года в ста милях к югу от острова Святого Лаврентия наблюдалось редкое для этих мест затишье. Разумеется, ветер дул довольно приличный, но до шквала дело не доходило, и вместо валов была обычная зыбь. Все было затянуто сплошными облаками, отчего и вода, и небо приобрели столь характерный для этих широт цвет трупа не самой первой свежести.

Старый пароход «Спарта», груженный оборудованием для буровых вышек и цистернами со смазочными материалами, шлепал по этой зыби на север, к Теллеру, штат Аляска. После соприкосновения с очередной волной «Спарта» стряхивала с себя серую воду, очень напоминая пожилую гончую, угодившую под дождь. Ее нос то и дело окатывало брызгами, а над надстройками клубился легкий туман.

В рулевой рубке, высоко на мостике, стоял капитан Тед Росс, по прозвищу Порох. Несмотря на немалые годы и седые волосы, этот атлетического сложения моряк держался прямо, как юноша. Он поглядывал в бинокль на горизонт со скучающим видом человека, который выполняет необходимую по правилам и в общем-то, весьма нудную процедуру. Внезапно он дернулся так, словно его ударило электрическим током. Вцепившись в бинокль, он стал напряженно вглядываться в темневшую даль.

— Черт знает что! Какая-то фантастика, — буркнул он, обращаясь к двоим морякам, также находившимся в рубке, — к матросу Тодду Эдмундсону, стоявшему за рулем, и к механику Марку Джуровичу, поддерживавшему связь с машинным отделением по телеграфу.

— Первого… мистера Уайтенера… На мостик, живо! — крикнул Тед Росс и пулей выскочил на мостик, хотя там было холодно и ветрено.

Марк Джурович не на шутку удивился такой прыти капитана, однако взял микрофон, и вскоре по корабельным динамикам понеслось:

— Мистер Уайтенер, мистер Уайтенер, вас срочно вызывают на капитанский мостик…

Выполнив распоряжение начальства, механик обернулся к рулевому и, хмыкнув, сказал:

— Что-то наш старикан чудит… По-моему, все в полном порядке. Что это ему примерещилось?

— Да уж, — ухмыльнулся Тодд Эдмундсон. — Разве в этих местах может что-то случиться?

Не прошло и минуты, как из штурманской рубки выскочил первый помощник, молодой, худощавый и светловолосый Хью Уайтенер, и бросился к капитану.

— Гляди! — крикнул Тед Росс, показывая пальцем на запад. — Самолеты. Один… Нет, даже два… Низко-низко…

— Самолеты? — недоверчиво отозвался первый помощник. — Где? Вон там, что ли?

— Ну да. Белые и… — капитан осекся так, словно поперхнулся словами. Затем он махнул рукой и продолжил неестественно зазвеневшим голосом. — Разуй глаза! Вон они. Ну что, видишь?

— Теперь вроде как вижу, капитан, — сказал Уайтенер. — Верно. Два, нет, даже три самолета. Монопланы. В трех-четырех милях. Да, низко… Поворачивают в нашу сторону…

— Правильно… Но этого просто не может быть! Это черт знает что!.. — капитан сорвался на крик.

— Не может быть? — удивленно переспросил помощник, сбитый с толку странным состоянием капитана. — А что такого? Погода неплохая. Я бы даже сказал, для этих мест погода отличная…

— Нет, нет, не в этом дело, Хью… Разве ты не видишь? Разве ты не видишь! Белые фюзеляжи… черные обтекатели… фрикадельки… [1] Это же «Зеро», японские «Зеро»…

Молодой человек, широко раскрыв глаза и разинув рот, посмотрел на своего капитана так, словно перед ним был сумасшедший. Он даже забыл, что у него на шее висит бинокль и он сам может все проверить.

— «Зеро»? Самолеты образца второй мировой войны в Беринговом море? В декабре тысяча девятьсот восемьдесят третьего года? — удивленно говорил он.

— Ну да, разуй глаза, погляди на них! Через полминуты они будут над нами, над самыми мачтами. Ну конечно, это «Зеро». Плевать я хотел на то, какой нынче год. Я знаю их как облупленных. Четыре года я воевал с этими сволочами!

Уайтенер наконец вспомнив о бинокле, стал вглядываться в самолеты, которые на глазах увеличивались, приближались к «Спарте».

— Как в кино, — буркнул он. — Прямо как в кино.

Капитан и помощник смотрели, как загадочные самолеты, неумолимо надвигались треугольным клином. Потом они выровнялись и помчались, едва не касаясь друг друга кончиками крыльев, словно три стрелы, готовые вонзиться в правый борт «Спарты». Прошло еще несколько секунд, и шум машинного отделения корабля и посвистывание ветра в надстройке и такелаже оказались заглушенными ревом двигателей самолетов. Внезапно Росс издал странное рычание.

— Хорошенькое кино… твою мать! — крикнул он, не веря своим глазам. — Это же атака с бреющего…